Организационная Революция большевиков - подвиг "двадцатипятитысячников"

Плохо управляемые партийный и советский аппараты были неспособны в конце 20-х годов выполнить поставленную задачу – создать крупное современное сельское хозяйство, а без этого была невозможна Индустриализация. В стране резко усилилось социальное напряжение и, хотя оно было далеко до критического порога, было неизвестно к чему приведут действия местных властей с их уровнем управленческой квалификации и повальной бесконтрольностью. Контролировать кадры на местах было фактически некому – минимально грамотных кадров катастрофически не хватало даже для самого простого руководства.

Это был очень важный год в истории Советского Проекта. В 1929-1930 годах был принят ряд организационных мер, которые можно смело назвать «Организационной Революцией». По сути, сталинская система управления родилась именно тогда.

Самая известная кампания тех лет - так называемых «двадцатипятитысячники». Вклад двадцатипятитысячников в местное самоуправление и Коллективизацию огромен, совершенно недооценен и сейчас незаслуженно забыт. Эти люди во многом создали новую современную систему сельскохозяйственного производства и произвели революцию в сельском самоуправлении. Они сыграли серьёзную роль в том, что Советский Союз стал формироваться как единая интегральная система, преодолевая многовековой раскол России между городом и деревней.

Уже к осени 1929 года стало ясно, что степень отсталости крестьянства и низкая квалификация властей на местах, мягко говоря, очень серьёзно недооценены. В таких случаях решение простое - обучаемую часть надо переобучить, а необучаемых – заменить новыми. Проблемой было только то, где таких людей было взять в реальной жизни тех лет - чтобы управленцы были грамотными, честными , лояльными Советской Власти да ещё могли разобраться в сельской жизни. Студентов и профессоров не пошлёшь – их мало, а реальном деле от них не будет толку, в деревне надо с кулаками бороться, а не книжки пересказывать. Да и ни в книжках ответа на такие вопросы нет. Армию посылать тоже бессмысленно –у неё не те задачи, в деревне и так после Гражданской слишком много горячих голов, решающих все вопросы кавалерийским штурмом. Разбирающихся в ситуации надёжных большевиков, уже показавших себя хорошими организаторами – вообще кот наплакал. Трепачей и карьеристов после победы в Гражданской в партии стало не продохнуть, а реально работать на местах некому.

В очередной раз перед Советским Правительством встала проблема, которую не встречал ещё никто в мире и эта проблема выглядела неразрешимой в отведённые стране сроки.

Решение было действительно неожиданным - Центральный комитет Партии в ноябре 1929 года обратился к фабричным рабочим с призывом отправиться в деревню и помочь организации новой жизни в деревне 25 000 опытных и преданных Советской Власти рабочих с крупных заводов. Дело было сложным, перебираться в отсталую деревню воевать с кулаками, бороться с попами и убеждать отсталых упрямых крестьян – совсем небольшое удовольствие. По всей стране прошла хорошо организованная пропагандисткая кампания. Идея оказалась, без преувеличения, гениальной. На неё откликнулись самые активные люди с психотипом подвижника, неприхотливые, умеющие работать, страстно желающие учиться и учить других строить новый мир.

Результат удивил даже самих организаторов – поначалу думали о том, как бы похитрее спустить в низовые парторганизации разнарядку на подходящих кандидатов, но в кратчайшие сроки было подано более 70 000 заявлений и они продолжали поступать, но им уже отказывали из-за сроков. Из 70 000 было выбрано 27,5 тысяч лучших. Из них было 70% коммунистов, 9% комсомольцев – подавляющее большинство. Исходно планировалось командировать рабочих на срок от одного до трёх лет, но многие добровольно остались насовсем жить и работать в колхозах. [1]

Эти люди чувствовали себя представителями самого передового класса – пролетариата, как учила их коммунистическая идеология. Они просто не могли не справиться и признать себя слабыми не только перед крестьянами, но и перед коллективами, которые их направили в деревню.

Двадцатипятитысячник А. Потоцкий. Украинец, из батраков, рабочий-токарь. В декабре 1929 года по рекомендации бюро Благодарненского райкома партии А.Т. Потоцкий был избран председателем колхоза «Революция мира» села Шишкино. Вывел село в число передовых хозяйств района. В его (Петровском) районе действовала банда белого офицера Ключкина. Летом 1931 года в с. Медведка банда попыталась поднять вооруженное восстание против советской власти. Потоцкий участвовал в боях с бандитами, в борьбе с кулаками. В 1941 добровольцем ушёл на фронт. После тяжёлого ранения комиссован в 1943 года. Работал на партийно-хозяйственной работе. "Типичная судьба двадцатипятитысячника".

Но рабочих не просто бросили в деревню, как в воду неумеющего плавать. Для них были проведены трёхмесячные курсы по сельскому хозяйству, которые вели специально отобранные хорошие специалисты – от учёных до руководителей успешных хозяйств. Часть двадцатипятитысячников прошла ещё двух-трёхмесячную практику в совхозах (аграрное хозяйство, принадлежащее государству, где работники получали зарплату от государства) и лучших колхозах. Рабочие-двадцатипятитысячники чувствовали себя ответственными за решение важнейшей задачи. Многие из них имели за плечами только 4 класса и несколько курсов повышения квалификации, но они ощущали себя посланцами великой силы прогресса и обладали огромной жаждой учения и деятельности.

Но на курсах и в партийных комитетах им объясняли, что их задача – не только хозяйственная деятельность, они должны быть представителями Центрального комитета, оперативно сообщать о проблемах на местах не только вышестоящим парторганизациям и Советам, но и непосредственно в ЦК ВКП(б) и партий союзных республик. Это создало прямой канал связи и резко ослабило возможности местных властей давить на непокорных. Прижать к ногтю местного коммуниста было не так уж сложно, а заткнуть рот двадцатипятитысячнику, регулярно посылающего письма в заводскую парторганизацию и отчёты в ЦК – намного сложнее.

Более того, двадцатипятитысячники выступили ещё в роли независимых экспертов-наблюдателей от ЦК - им было дано право оценивать местных руководителей и посылать свои отчёты непосредственно в ЦК Партии. Много местных самодуров в результе распрощались со своими должностями, а некоторые особо отличившиеся в нехороших делах – ещё и вошли впоследствии в «списки необоснованных сталинских политических репрессий».

Из писем двадцатипятитысячников в общих чертах становится понятно, что же творилось на селе в реальности.

«Несмотря на разность позиций, 25 000 рабочих были единогласны в своей критике участия районных органов в коллективизации ... Они утверждали, что это именно районные органы ответственны за гонку коллективизации» [2]

Было очевидно, что местные власти, несмотря на категорические указания из центра, даже не сочли нужным провести необходимую подготовку и разъяснение: «Среди крестьян не было проведено никакой подготовительной работы, они совершенно не были готовы к коллективизации». - там же

Во многих местах местные власти творили беззаконие. Двадцатипятитысячники сообщали, что местные власти объясняют необходимость коллективизации «с револьвером в руке» там же.

Местные функционеры в России традиционно чувствовали себя полностью безнаказанными, полагая, что с неграмотными безответными крестьянами можно творить что угодно, их самодурство и преступления в реальности, никогда не станут известны высокому начальству. Они жестоко ошибались. Довольно скоро по сигналам об их преступлениях и нарушениях пойдёт вал расследований и наказаний, который сейчас называют «сталинскими репрессиями.»

Нарушений было очень много. Они вовсе не были тотальны, но их было много. Нередкими были вопиющие факты раскулачивания большого количества середняков, что было категорически запрещено. (Двадцатипятитысячник Барышев – там же). На местах доходило до того, что сельские партийные кадры «Присваивают себе товары, отнятые у кулаков». (Наумов – там же)

Двадцатипятитысячники не только сами постоянно информировали о ситуации на местах партийные и государственные органы, но и учили крестьян отстаивать свои права – объясняли, куда и в каком случае надо жаловаться, что требовать, какими правами обладает колхозник и коллектив и т.д. Да, именно они заложили основы «стукачества» на селе. Это было огромным достижением народной демократии и не только проявлением обратной связи, но и частью народовластия.

Очень скоро по их сигналам поехали комиссии партийного контроля, комиссии советских органов и уполномоченные НКВД. Негодные партийные и государственные кадры на основе полученной информации «вычищались» в случае простого несоответствия занимаемой должности или исключались из партии и отправлялись под суд. Примерно с 33 года в ГУЛАГ стал поступать этапы незадачливых разложившихся морально партийных и государственных работников. Это сыграло колоссальную роль в укреплении Советской Власти и исполнительской дисциплины.

Коммунистам и комсомольцам -двадцатипятитысячники агитировали подходящих крестьян вступать в Партию. Коммунист строго подчинялся партийной дисциплине, реальная власть Партии на селе очень быстро росла.На 1 июня 1929 года среди колхозников было 81 957 членов партии; в мае 1930 года их стало 313 200. Очень много вступило бывших красноармейцев, прошедших Гражданскую. Это был важный перелом в массовом сознании.

В целом, коммунисты пользовались значительным уважением, рядовые коммунисты были центрами связи народа с правительством. Это был совершенно новый подход в управлении, открытый Сталиным – не вертикальное руководство сверху вниз, как издавна поступал весь мир, а создание параллельных контуров управления, получения информации и независимой экспертизы. Одновременно шла жёсткая борьба против традиционного бюрократического стиля управления.

Вклад двадцатипятитысячников в борьбе с кулачеством весьма серьёзен. Кулаки сразу поняли опасность. Многие двадцатипятитысячники подверглись нападениям, их избивали, пытались запугать. Несколько десятков были убиты кулаками, несколько сот было ранено. Тогда двадцатипятитысячники стали получать оружие. Партийные и комсомольские ячейки, в создании которых рабочие-подвижники приняли самое деятельное участие стали настоящими опорными пунктами Советской Власти. Коммунисты и комсомольцы официально имели личное оружие. Долгое время револьвер просто вписывали в комсомольский или партйный билет. Многие партийные и комсомольские организации имели на вооружение винтовки и запасы боеприпасов.

Вести кулацкий террор стало намного сложнее. Если раньше деревня была запугана кулацкими бандами и сполчённой группе мерзавцев из 3-4 человек вполне можно было запугать небольшую деревню, то теперь повсюду возникала сеть партийных и комсомольских ячеек, состоящих из вооружённых людей. Ячейки поддерживали друг друга и при необходимости обращались за помощью в райком. Партия и комсомол были вооружённой военнизированной силой. Секретари ячеек имели прямой выход на местные власти и оперативников НКВД. С выселением кулаков и разрушением их организационной сети ситуация на селе оказалась окончательно переломлена в пользу Советской Власти.

Двадцатипятитысячники стали центрами кристаллизации новой жизни. Именно они принесли в архаичное крайне отсталое русское село современный технологический уклад, современное производство и способ организации труда.

Неграмотные тёмные крестьяне не имели ни малейшего представления о том, что же такое колхоз вообще, не говоря уже об организации современного коллективного производства. Ситуация была просто комической – часто колхоз не знал даже своих границ своих земель. Как правило, не существовало инвентаризационных описей машин, инструментов, запчастей, учёта кормовых резервов, не говоря уже о таких «высоких материях» как учёт сортов, планирование племенного стада и т.д. Рабочий день колхозники начинали просто – «вставали с петухами», завтракали и шли на работу в колхоз. Каждый собирался в привычном ему темпе, никто и не задумывался об элементарных вещах, например, учёте расстояния до объекта труда. Понятия точного времени для среднего крестьянина не существовало в принципе. Так крестьяне жили тысячи лет.

Именно рабочие-двадцатипятитысячники и другие прикомандированные к колхозам ввели регулярные рабочие дни с планированием распределениея на работы каждое утро на «летучках». Рабочие ввели на селе бригады, специализацию, учёт, сдельно-премиальную систему оплаты и много других принципов современной организации труда. Кстати, знаменитые трудодни – это именно народная инициатива, созданная под руководствам двадцатипятитысячников.

В колхозах прикомандированные ввели производственные собрания, на которых работники обменивались опытом, подобно тому, как это было сделано на советских заводах, они организовали социалистическое соревнование между бригадами. В целом, произошедшие перемены в деревне можно смело называть организационно-управленческой революцией. Из отсталой лапотной забитой деревни с уровнем производства в прямом смысле времен Древнего Рима, а то и египетских пирамид (соха была изобретена как раз в Древнем Египте), советское село на глазах превращалось в мощный современный аграрный комплекс.

Основная рабочая лошадка начала 30-х - трактор "Универсал"

«Двадцатипятитысячники» и их рабочие коллективы стали инициатором уникального движения, которого не было нигде в мире – «шефства». Заводская организация (роль организатора играл заводской партком или цеховая партячейка) играла роль «шефа» - старшего товарища, своеобразного побратима по отношению к подшефному колхозу, с которым развивались отношения, напоминавшие отношения между родственными семьями. Сотни лет деревня в России была «внутренней колонией». Крестьяне были самым бесправным сословием, источником практически всех ресурсов, обложенных множеством повинностей и налогов – начиная от сдачи продуктов, кончая барщиной, извозом, строительством дорог, солдатчиной и т.д. Деревней все пользовались, но никто ей организованно особо не помогал, если не считать убогой благотворительности. Здесь же к государственной заботе о деревне (медицине, образовании, предоставлении равных возможностей и т.д.) появилась целенаправленная забота шефских коллективов.

Началось всё с того, что заводстие коллективы, направившие в село своего рабочего представителя стали ему помогать в его подвижнической работе в деревне. По его просьбе заводские коллективы посылали инструменты, сельскохозяйственное оборудование, которое покупали в городе на собранные пожертвования или делали сами на заводе в личное время радиоприёмники и сельские громкоговорители, книги, журналы, газеты, новости аграрных технологий. Очень быстро это превратилось в целое движение – добровольцы с заводских организаций приезжали к «своему» рабочему посмотреть, как он устроился и живёт, не подводит ли завод нерадивой работой на селе. Они чинили сельскую технику, помогали ликвидации неграмотности на селе, привозили книги и журналы в сельские библиотеки, помогали проводить электричество и радио в села, что воспринималось селянами как фантастическое достижение. В дальнейшем заводские коллективы приезжали помогать в уборке урожая, а подшефный колхоз посылал шефам часть урожая, силами шефов в живописных местах строились санатории-профилактории для рабочих, куда они приезжали отдыхать летом или зимой кататься на лыжах, а селяне тоже их использовали для поощрения лучших колхозников и получали таким образом доступ к более продвинутой медицине, завязывалось тесное общение и т.д.

Движение «шефства» захватило всю страну. Эта интересная и чрезвычайно полезная традиция рекламировалась и пропагандировалась в печати, продвигалась партийными и комсомольскими агитаторами, ей создавался образ очень прогрессивного и достойного начинания, чем оно, собственно, и было.

Люди чувствовали свою реальную нужность обществу, принадлежность к не просто очень важному, а эпическому делу, созданию невиданного на Земле нового, справедливого общества.

В последсталинские времена понятия шефства, соцсоревнования, перевыполнения плана, да и самого колхоза были выхолощены практически до забвения их первоначального значения, а от большого внутреннего смысла остался по большей части голый, раздражающий ритуал и пустые слова.

Движение двадцатипятитысячников было далеко не единственным сталинским оргмероприятием. Для помощи колхозам на период сева в село направлялись все агрономы, работавшие в городах, их катастрофически не хватало, поэтому мобилизовывались студенты старших курсов сельхозинститутов, это сильно помогло колхозам в доступе к новым технологиям. По всей стране в сельских районах были созданы, как сейчас их называют «менеджерские пожарные команды» или «внешние наблюдательные комитеты». В феврале 1930 года был издан декрет о мобилизации более 7000 членов городских Советов для работы в селе в течение года. Это было не партийная инициатива, а акт государственных органов. Они поставили под контроль «критические точки» в сельских Советах. Это не означает, что они раздавали указания Москвы в каждом селе – никакой ЦК или Верховный Совет не мог бы разобраться в том, что необходимо делать в конкретной деревне. Эти внешние представители следили за соблюдением законности и исполнением принятых решений вышестоящих органов, помогали советом или выделяли людей для определённых проектов, в случае серьёзных спорных вопросов обращались в компетентные инстанции (Советы различных уровней, органы правопорядка и государственной безопасности, партийные органы и т.д.). Но самое главное, что они делали, как внешние незаинтересованные люди – разрушали сложившиеся на местах структуры круговой поруки, старательно «не выносившие сор из избы».

Кроме них, весной-летом 1930 года в село для поддержки коллективизации из города направили на срок от нескольких месяцев до года 75 тысяч коммунистов. Они были прикомандированы к органам местной власти, а также возглавили сельские агитбригады, состоявшие из опытных коммунистов агитаторов, комсомольцев, с обязательным участием колхозного актива из успешных колхозов. В национальных районах обязательно включались местные кадры или люди из крупных центров агитируемых национальностей. Так к татарам шёл агитировать татарин, к башкирам – башкир, к чувашам – чувашин, к украинцам – украинец. Агитаторы должны были следовать «методам массовой работы»: сначала убедить местных активистов, сельские Советы и собрания бедняков, затем небольшие смешанные группы бедняков и середняков и, наконец, организовать общее собрание деревни, исключая кулаков. Эти бригады, как сейчас говорят, «работали с целевой аудиторией» - ездили по сёлам, рассказывали крестьянам про колхозы, систему власти в государстве, роли колхоза и каждого человека в задачах страны и построении нового общества. Агитбригады рассказывали об опыте успешных колхозов, развенчивали кулацкую и поповскую пропаганду, опровергали дикие слухи, объясняли огромные преимущества крупного аграрного механизированного хозяйства.

Результат работы агитбригад был очень высоким – с сентября по конец декабря1930 года 15% крестьян добровольно вступили в колхозы.

С осени 1929 года на базе системы Ликбеза были организовано большое количество краткосрочных целевых курсов, охвативших миллионы крестьян – для женщин, для бедняков, для работников сельсоветов и т.д.

В Красной Армии развернулось движение подготовки кинооператоров и трактористов. Красноармейцы готовили кадры для сельского хозяйства, в основном, в своё личное время. Поднятием уровня села и его прорывом в из средневековья в мир новых технологий и советских человеческих отношений без преувеличения, занялась вся страна. Обучая крестьян, люди сами убеждались в правильности выбранного страной пути. Так была развёрнута вторая волна массовой коллективизации с учётом ошибок первой.

По предложению М.Калинина 9 апреля 1930 г. была создана специальная комиссия ЦК ВКП(б), которая проверила жалобы всех выселенных по первой категории кулаков ( в Северный Край РСФСР). Из 46 261 кулацкой семьи от высланных комиссии было подано 35 тысяч заявлений. После рассмотрения было установлено, что по первой категории было несправедливо выслано на север не более 10% кулацких семей. [3, pp. 238-239] По второй и третьей категориям работали комиссии не ЦК, а республик и округов. Уже к лету 1930 были рассмотрены все заявления. Специальные комиссии рассматривали жалобы на несправедливое раскулачивание. Комиссия ЦК установила, что по всем категориям в масштабах страны были несправедливо раскулачены около 6% от общего числа. (там же) Весьма негативно настроенная к Советской Власти и лично к Сталину Линн Виола [4] приводит число крестьян в ряде сибирских районов, которые были раскулачены с нарушениями до 30%, но это включает в себя как лиц, которых нельзя было раскулачивать, так и тех, кого раскулачили, например, по второй категории вместо третьей, изъяли личное имущество, которое изымать было нельзя и т.п.

Политбюро в мае 1930 г. рассмотрело результаты работы реабилитационных комиссий и пришло к выводу, что число несправедливо раскулаченных по стране составило 6% и 8% «сомнительных». Исходные данные комиссии до корректировки составляли 10 и 15 % соответственно, член комиссии Бергавин показал, что корректировка правильна, потому что не были учтены «бандитские» районы с большим количеством участников мятежей.

Двое членов комиссии – Нарком Внутренних Дел РСФСР Толмачёв и Ерёмин выступили против, правда аргументов не привели, а высказали «свое мнение», максимальную оценку, которую они дали после жесткого выборочного пересмотра дел было 15%, что можно считать максимальной оценкой несправедливо раскулаченных по стране. [5] Они полагали, что в отдельных районах, которые охватила истерия охоты на ведьм, количество несправедливо раскулаченных достигало 60%, но признавали, что в целом по стране это не более15%, но опять же, никаких расчётов не приводили, используя личные оценки. Споривший с ними Бергавин настоял на выборочной статистической перепроверке почти тысячи дел и показал, что они не правы, а право комиссии – доля несправедливо пострадавших составляла не более 6%. Максимальная оценка несправедливо раскулаченных, которая была когда-либо дана из реально разбиравшихся как-то в этом вопросе людей – 36% в личном письме Толмачёва Молотову. [6] В любом случае, не может быть и речи о «большинстве несправедливо раскулаченных», подавляющее большинство были раскулаченны согласно действовавшим на тот момент в стране законам.

Всего по всей стране кулаков было 5% населения (7-8 млн чел), а раскулачено из них было примерно 35% за всё время до 1939 года, включая семьи выселенных бандитов (всего за 30-е годы было 2,2 млн. спецпоселенцев). Количество же раскулаченных и высланных в 1929-начале 1930 г составило около полумиллиона человек. [7] Поэтому даже исходя из простого здравого смысла можно оценить, что раскулачивание было в подавляющем большистве случаев верным, иначе надо будет делать дикое допущение, что кулаков целенаправленно оставляли на месте в сёлах, а вместо них выселяли середняков и бедняков. Ошибки и злоупотребления, безусловно, были, но их доля невелика и, по максимуму, составляет 15%. Наиболее обоснованным представляется количество несправедливо пострадавших при коллективизации и раскулачивании в 10%.

Практически все, желавшие написать жалобу на несправедливое раскулачивание, смогли это сделать. Подвергшимся несправедливому раскулачиванию вернули имущество, а их самих по желанию вернули в родные села, часть крестьян, кого соседи раскулачили несправедливо, не захотела возвращаться домой, они могли получить компенсацию имущества на новом месте. Все несправедливо раскулаченные были полностью восстановлены в правах. Избежать несправедливостей в той обстановке было невозможно и при тех обстоятельствах их удалось исправить насколько было возможно.

Вторая волна раскулачивания, на этот раз под довольно строгим контролем окружных комиссий началась с конца 1930 года. С 1932 г массовое выселение кулаков практически прекратилось. [3, p. 298]

Ситуация на селе стала нормализовываться на удивление быстро. Коренной перелом в негативных тенденциях наступил в течение 1-2 лет. После массового бегства из колхозов к началу 1931 года в колхозы добровольно вступили более 10 % хозяйств. Уровень коллективизации достиг 26%. Основываясь на тех же принципах к началу 1932 года уровень коллективизации достиг 57%. После этого активная всесоюзная кампания коллективизации закончилась, крестьяне вступали в колхоз постепенно, лично убеждаясь в его преимуществах. К концу 1936 года было коллективизировано 90% крестьянских хозяйств. [8] Это была победа сталинского курса на селе.

Строилась принципиально новая, невиданная система – страна-корпорация. Естественно, в мире такого опыта ни у кого быть не могло. В стране была острейшая нехватка квалифицированных специалистов буквально во всех областях. Советское руководство очень успешно компенсировало недостаток теоретиков особым вниманием к народному опыту и нестандартным решениям проблем, распространяя удачные решения на всю страну и всячески поддерживая новаторов.

Одним из таких блестящих решений оказались Машинно-Тракторные Станции (МТС). Исходно планировалось передавать в кредит появляющуюся современную технику колхозам. Однако оказалось, что это неправильный подход, есть более существенно эффективная система – МТС, принадлежащие государству центры с разнообразной новейшей техникой и квалифицированными кадрами. Такая система оказалась очень гибкой, позволяя перебрасывать силы с участка на участок, четко планировать ресурсы, концентировать технику на необходимом направлении, а также использовать самую разнообразную специализированную технику в интересах группы колхозов, которую отдельный колхоз не мог себе позволить. МТС обладали такими возможностями ремонта, какими не обладал почти ни один колхоз – крупные могли устанавливать у себя практически промышленное ремонтное оборудование, обеспечивая его работу в условиях большого механизированного парка. Колхозы в таких случаях были вынуждены посылать трактор для ремонта на завод. Кроме того, в свободное время работники МТС занимались изобретательством и усовершенствованием сельскохозяйственной техники.

Автором этой идеи был А.М. Маркевич, создавший 1927 году первую станцию при совхозе им. Шевченко в Одесской области.Применение МТС показало увеличение производства зерна вдвое по сравнению с единоличными крестьянскими хозяйствами. Первая в стране МТС имела около 100 тракторов и обслуживавла сел (не только колхозов, но и выполняя индивидуальные заказы) с общей площадью земли 24 тыс. га. Бедняки на практике убедились, какую выгоду дает им МТС: если кулаки за обработку земли своим тяглом и инвентарем брали по 28 руб. с десятины, то МТС — по 12 руб. 85 коп., причем землю МТС обрабатывали намного лучше. [9]

Первая МТС Беларуссии, 1930

Удачная структура и её применение были тут же замечен руководством, автора метода попросили написать книгу для распространения своего опыта. Книга Маркевича «Межселенные машиннотракторные станции» произвела настоящий переворот в советском сельском хозяйстве, став настольным руководством всех руководителей МТС, большинства крупных колхозов и районных руководителей. Опыт МТС стал быстро распространяться по всей стране. Это при капитализме капиталисту не выгодно распространение своего опыта среди своих конкурентов и он до конца будет беречь свои производственные секреты как инструмент конкурентной борьбы, то при социализме новые находки и технологии стремительно распространялись по всей стране-корпорации. Страна покрылась машинно-транспортными станциями – в 1932 году их было почти 2500, а в 1940 – более 7 тысяч. [8] Они оказались «центрами роста» сельского хозяйства в СССР. Механизация сельского хозяйства путём МТС оказалась существенно более дешёвой и эффективной, чем исходно предполагавшаяся механизация колхозов. Колхозы и совхозы расчитывались с МТС за обработку (вспашку, удобрение, механическую уборку ) полей частью урожая, снимая с себя головную боль содержания собственного парка, его поддержания, планирования, снабжения горючим и запчастями, обновления парка и т.д. Государство через МТС сразу получало зерно. Советское руководство оказалось очень гибким, сходу поменяв структуру на более эффективную модель и распространив её по всей стране. Весьма показательной оказалась судьба Маркевича, автора идеи МЧС – он стал известен всему СССР, стремительно вырос по карьерной лестнице – с 1929 года он уже в Москве, возглавляет Трактороцентр СССР, с 1932 года он уже замминистра (заместитель Наркома Земледелия) СССР. Но испытания медными трубами человек не выдержал, он моментально зазнался, активно насаждал кумовство и подхалимаж, стал нетерпим к критике и другой точке зрения. Коллеги удивлялись, «как мгновенно власть изменила человека», если точнее, то проявила. На поведение Маркевича жаловался в письме Ворошилову даже сам Сталин, говоря, что с тем стало трудно общаться. Уже в Москве Маркевич тесно сблизился с эсеровксими кругами Наркомзёма. Есть серьёзные основания подозревать его в антигосударственной деятельности. Курируя украинский и северокавказский регионы именно Маркевич и близкие к нему люди напрямую ответственны за ситуацию с голодом начала 30-х. За это он был арестован и осужден к нескольким годам лагерей, но в 1938 году по вновь вскрывшимся обстоятельствам по делу Чаянова, Кондратьева и других участниками антиправительственного заговора был срочно расстрелян выездной сессией Верховного Суда.

Сталин в своей работе-завещании «Экономические проблемы социализма в СССР» в 1952 году категорически предостерегал против отказа от МТС предвидя, что нечто подобное случится:

«Сосредоточение основных орудий сельскохозяйственного производства в руках государства, в руках машинно-тракторных станций, является единственным средством обеспечения высоких темпов роста колхозного производства. ... Источник этого роста в современной технике... старая техника должна выводиться из строя и заменяться новой, а новая - новейшей. ... Это значит нести миллиардные расходы, которые могут окупиться лишь через 6-8 лет. Могут ли поднять эти расходы наши колхозы, если даже они являются миллионерами? Нет, не могут... Эти расходы может взять на себя только государство...ибо оно и только оно в состоянии терпеть эти убытки... чтобы по истечении этого срока возместить произведенные расходы. Что значит после всего этого требовать продажи МТС в собственность колхозам? Это значит вогнать в большие убытки и разорить колхозы, подорвать механизацию сельского хозяйства, снизить темпы колхозного производства.»

Новосветская МТС, подготовка к севу, 1940

Из этого отрывка видно, насколько ясно Сталин представлял эту область экономической жизни Советского Народа и каким образом достигается прогресс, что в общем, он доказал делом. Что сделал Хрущев? Именно то, против чего категорически предостерегал Сталин. Случилось так, как Сталин и предсказывал – колхозы были подорваны, немалая их часть стала скатываться в хронические должники, а сельское хозяйство в СССР стало постоянной головной болью незадачливых партийных руководителей.

Создание экономики нового типа было очень сложным, особенно сложно было планировать наперёд, четко не зная как будет выглядеть существующая структура. Например, специалисты по сельскому хозяйству рассчитали в 1927 году, что СССР понадобится всего 10-12 тысяч тракторов для колхозов к 1931 г и очень убедительно доказывали свою точку зрения. При таком количестве было достаточно пары трактрорных заводов и импорта. Сталин был одним из тех руководителей, кто не согласился с такими выводами и настоял на строительстве тракторных заводов опережающими темпами, что меняло структуру экономики, планы и очередность ввода отраслей. В результате уже в конце 1930 года в стране было более 31 тысяч тракторов только в МТС и их сильно не хватало.

Исключительно важным для успеха ускорения индустриализации было поддержание низкой цены на рыночную пшеницу. Сельская буржуазия никогда не допустила бы такой политики.

Задача кулака – производить мало и по как можно более высоким ценам. Низкая цена на пшеницу стимулирует аграрного производителя производить как можно больше, увеличивая производительность труда. Радикально увеличить производительность труда можно только в результате применения самых современных технологий. Это стало своего рода визитной карточкой сталинского подхода. Точно такой же способ использовался со знаменитым сталинским снижением цен в 50-е. Хочешь-не хочешь, а приходится директору гоняться за новыми технологиями и внедрять их. Представители заводов сами бегали по всем институтам, оплачивая даже разработки кооперативных конструкторских бюро и кооперативных институтов. Так создавалось сталинское экономическое чудо.

Трактор МТС на поле, 30-е

С 1940 г. поставки продуктов животноводства стали осуществляться не по количеству голов скота - их становилось всё меньше, а по количеству земли, занятой колхозами. Вскоре этот порядок распространился и на всю остальную сельскохозяйственную продук цию. Так стимулировалось использование колхозами всех пахотных зе мель, закреплённых за ними.

Такое в тех условиях могли обеспечить только структуры коллективного хозяйствования - сельскохозяйственные кооперативы (колхозы) и государственные сельские предприятия (совхозы) в интегральном взаимодействии с государственной программой. Поначалу предполагалось, что совхозы будут играть большую роль, даже более значительную, чем колхозы, товарищества и коммуны. Этой точки зрения придерживались Сталин и группа его сторонников. Они основывались на предположении, что государство сможет содержать большой тракторный парк, при необходимости перебрасывая его между совхозами (собственность всё равно единая - советская) примерно так же, как это делали МТС. Колхозам же будет нереально содержать большой парк современных машин и поддерживать его в рабочем состоянии, в то же время в одних колхозах будет в какой-то период избыток техники, которая будет простаивать, а как другие колхозы будут испытывать нехватку техники. Практика первых лет коллективизации и первой пятилетки показала, что эта точка зрения была ошибочной – совхозы по производительности труда и прочим показателям уступали комбинации МТС+ сельскохозяйственные артели (колхозы). Ошибка не была значительной и вполне поправимой, к началу 30-х годов советское руководство её признало и быстро и практически безболезненно сумело перестроиться на ходу. Другие формы коллективной собственности в деревне, такие как товарищества и коммуны, оказались менее эффективными, чем артели и были уже в начале 30-х годов преобразованы в колхозы или были присоединены к другим колхозам.

В сталинском СССР шла конкуренция форм собственности, в результате которой неэффективные формы собственности отмирали, заменяясь более прогрессивными. Так произошло, например, с коммунами и земельными товариществами. Но эта конкуренция носила совершенно другой характер, чем в эскплуататорских обществах, где проигравшего уничтожают и разоряют, это была новая форма социалистической конкуренции, где вся страна ставила огромный эксперимент и различным участникам доставались разные направления его проведения. Весь опыт, полученный в результате деятельности был доступен конкурирующим участникам. После оценки результатов эксперимента те структуры, которые оказались на менее эффективных направлениях, практически безболезненно трансформировались в более удачные структуры, конкуренты им помогали в построении и устройстве успешных организаций. Это и был по-настоящему эффективный менеджмент. Подобное сотрудничество совершенно немыслимо при эксплуататорских обществах, например, при капитализме – там разоряют конкурента, в лучшем случае скупая остатки неудачного предприятия, про щедрое распространение своего опыта нет и речи – это даёт конкурентное преимущество.

На основе полученного опыта в стране развернулась борьба с крайне опасным врагом – бюрокротизацией всех организаций, без исключения. Несмотря на истерические выкрики, отцом советской бюроктратии был именно Троцкий, который более всего обвинял оппонентов в бюрократизации. Опасность бюрократического перерождения советского аппарата была в полной мере осознана советским руководством, но уровень аппарата был настолько низок, что борьба с бюрократией при этом не имела смысла. После кардинального повышения уровня аппарата и отбора в него пусть не очень умелых, зато честных людей из народа в стране началась кампания борьбы с бюрократизацией.

«Далее, в связи с новыми задачами реконструкции промышленности и сельского хозяйства на базе социализма, возник лозунг о систематическом снижении себестоимости продукции, об укреплении трудовой дисциплины, о развертывании социалистического соревнования и т. д. Эти задачи потребовали пересмотра всей практики профессиональных союзов и советского аппарата, коренного оживления этих организаций и чистки этих организаций от элементов бюрократизма.

Отсюда заострение лозунга о борьбе с бюрократизмом в профсоюзах и советском аппарате. Наконец, вопрос о лозунге чистки партии. Было бы смешно думать, что можно укрепить наши советско-хозяйственные, профсоюзные и кооперативные организации, можно очистить их от скверны бюрократизма, не отточив самую партию. Не может быть сомнения, что бюрократические элементы живы не только в хозяйственно-кооперативных и в профсоюзно-советских организациях, но и в организациях самой партии. Если партия является руководящей силой всех этих организаций, то ясно, что чистка партии представляет то необходимое условие, без которого не может быть проведено до конца оживление и улучшение всех прочих организаций рабочего класса.» (И.Сталин)

По стране прошли партийные и аппаратные чистки, давшие очень высокий результат. По сути, чистки были переаттестацией, которая проводилась открыто на партийных и комсомольских собраниях. За годы совместной деятельности коллектив неплохо узнал своих товарищей. Партийная и комсомольская организация были независимы от администрации и административные руководители переоценивались своими коллективами на таких же правах, как и другие коммунисты и комсомольцы. Основной силой, сдерживающей бюрократизм сталинский СССР рассматривал народ, а именно местные коллективы. Люди могли сигнализировать о недостатках, преступлениях, халатности руководителей по нескольким эффективным каналам, кроме советских органов – через партийные и комсомольские организации, через органы охраны правопорядка (НКВД) и ещё одну серьёзную силу - советскую прессу.

Советский журналист по закону нес уголовную ответственность за размещение ложных материалов и поэтому многократно перепроверял свои источники. Достоверность советских газает и профессиональный уровень советских корреспондентов были несравненно выше чем продажной прессы и тупых жадных до дешевых сенсаций и ни за что не отвечающих лживых писак-журналистов при «рыночной экономике». В течение определённого срока (в среднем – два месяца) после опубликования в газете руководитель, ответственный за данный участок обязан был принять меры и публично заявить об этом. Во всех газетах появились разделы «Вы писали – меры приняты.»

Это было ещё одним проявлением народовластия сталинского СССР. Угроза «написать в газету» пугала руководителей разных уровней вплоть до середины 80-х годов.

Литература

[1] В. Розенфельд, Двадцатипятитысячники, Москва, 1957.

[2] L. Viola, The Best Sons 01 the Fatherland: Workers in the Vanguard 01, New York: Oxford University Press, 1987.

[3] И. Н.А., Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса (1929-1932 гг.), Москва: Институт Истории АН СССР, 1972, pp. 40-41.

[4] В. Л., Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления, Москва: оссийская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010, p. Глава 3.

[5] К. с. в. К. о. в. п. п. 3.-х. годов, Доброноженко Г.Ф., Шабалова Л.С., Москва, 1996, p. 44.

[6] п. р. В. Данилова, ТРАГЕДИЯ СОВЕТСКОЙ ДЕРЕВНИ Коллективизация и раскулачивание Документы и материалы Том 2 ноябрь 1929 — декабрь 1930, Москва: РОССПЭН, 2008.

[7] И.Пыхалов, «Сколько было сослано кулаков,» [В Интернете]. Available: http://www.rusproject.org/node/230.

[8] Коллектив авторов Института экономики АН СССР, Создание фундамента социалистической экономики в СССР (1926—1932 гг.), т. 1, Москва: Институт экономики АН СССР, 1977.

[9] А. Л. А., Молдавская областная партийная организация в борьбе за проведение коллективизации сельского хозяйства (1929—1932 гг.)., Кишинев, 1963, p. с. 10.

Автор: Павел Краснов

Источник: 9e-maya.com